Замер железный лес,
горы чернеют.
Тёмные долы ждут
первого снега.
Дремлют в речной воде
кормчие звёзды.
Только у врат лесных
замерли трое.
Ждут торжества зари,
медлят, гадают.
– Что, если соль небес
не растворится?
– Скоро ли тьме идти
на переплавку?
– Скоро ли край небес
вспыхнет сияньем?
Замер железный лес,
горы чернеют,
дремлют в речной воде
кормчие звёзды.
Только из низких гор
в смутное небо
всходит тяжёлый дождь,
дождь ожиданья.
|
Майский снег опускается на зеленеющие кроны,
на клейкие хрупкие листья, на соцветья весенних надежд.
Майский пейзаж – лазурь и охра, белое на зелёном,
картина, центр которой – везде, а рамки – нигде.
Майские снеги, белые и зелёные,
многоточия поверх пейзажа, недосказанные, как весна,
в белизну свою до зелёной одури влюблённые,
юркие, как мгновения, свистящие пулями у виска.
Майские снеги, знаете, а я вам верю,
не должен быть май без снега, как без солнца зима.
Вы приходите ко мне, как обетование, как благие вести
о том, что всё-таки она вертится, всё ещё круглая наша Земля.
Зелень расплетается на сотни белых точек и нитей,
врисовывается в белую сетку, прогнозам погоды назло.
Майские снеги, хоть вы-то меня не обманите,
растайте от наших взглядов, в которых уже тепло.
Только в начале мая понемногу чувствуешь это –
проницаемость
...
Читать дальше »
|
Потом, потом, когда-нибудь,
давно забыв минуты эти,
ты ощутишь, как вешний ветер
предательски волнует грудь.
Забыв меня, припомнишь ты
весну, и лёгкий хмель азарта,
и мокрый снег, и ветер марта,
и тишину дворов пустых.
Припомнишь ты когда-нибудь
весенний двор, звонок трамвая
и то, как морось голубая
летела на трамвайный путь.
И в прошлое посмотришь ты,
как после сна, подняв ресницы…
Так смотрят на добычу птицы
с недостижимой высоты.
А я? Поверь, я только рад,
что первое тепло вступило
в свои права – и с новой силой
лучится твой вишнёвый взгляд.
Меня не вспомнишь ты – и пусть!
Без имени, лица и слова
я в кровь твою проникну снова,
как лёгкая, хмельная грусть.
Всё сгинет, кончится, пройдёт,
и наше чувство растворится
среди других, и даже лица
проглотит дней круговорот…
Но, даже если всё прошло, –
пройдя к тебе сквозь все границы,
судьбе и времени назло,
как ложь, мечта иль небылиц
...
Читать дальше »
|
Этот мир, округлый, скользкий, несомненно, стоит мессы,
Удержать его в ладони тщились тысячи царей,
Но у всех свои запросы, выкрутасы, интересы,
И из влажных пальцев шарик выскользает всё скорей.
Неизбежная рутина, каждодневная морока
Заставляет человечков то звереть, то сатанеть.
Шестерёнки наших судеб ускоряются жестоко,
Разрывая нас на строчки, не давая уцелеть.
Сколько рыцарей мгновенья, повелителей момента
Распрощались с римской славой — не осталось и следа.
Сонно ледники сползают по векам и континентам
И стирают с карты страны, и съедают города.
И не стыдно вам, вельможи, почивать на мягком ложе,
Если смерть от ожиренья вам не стоила труда,
Если жизнь за пышным гробом так на нашу на похожа, —
И не страшно вам, холопы, и не стыдно, господа?
Ледники ползут неспешно, поглощают наши души,
Лёд и камень, лёд и солнце — равнодушие и гнев.
И мохнатый мамонт бродит по покрытой льдами суше,
И
...
Читать дальше »
|
Роскосмосу
В квартире на высоком этаже,
прощаний государственных не слыша,
уходит тот, кто землю видел свыше,
а сам – не думал о своей душе.
Здесь, на руках кремлевских повитух,
Вползая по чуть-чуть в предсмертный возглас,
Ворованный, застрявший в легких воздух
Пытается понять, что он есть – дух.
Покачивая круглой головой,
Элитный врач покойником встревожен:
Он с точки зренья смерти безнадежен –
Почти что мертвый, но всегда живой.
Сплавляясь в вечность по теченью спин,
Он и не видит, как смешно и косно
В нем умирает нерожденный космос,
А в космосе – он сам, еще один.
В нем – небо, в небе – он, в яйце – игла…
Ступени отпадают понемножку.
Космическая русская матрешка,
Бессмысленная русская игра.
Он вознесется в безвоздушный ад,
Но без скафандра, без лица, б
...
Читать дальше »
|
Огоньком прожигающий мрак,
По сугробам порхающий шатко,
Кто он, этот промерзший чудак,
По бульвару бредущий без шапки?
Мимо нервно блестящих витрин,
Мимо скверов, украшенных скверно,
Мимо дряхлых, прогнивших внутри
Лже-ампира и псевдо-модерна?
Это я – или кто-то другой
В им самим сочиненной сатире
Гулко топает вязкой тропой
По сугробной загробной Сибири?
Этот мир мне так страшно знаком,
Он буянит, во тьме налетая,
Божьим раем и русским райком
Безнадзорные души пугая.
Дразнят взгляды на каждом шагу
Пышный бред, богатырская сила,
Снег и мрамор, гранит и чугун –
Злость и нежность сибирского стиля.
Как прекрасен обугленный мир,
Плохи в нем только страшные были:
Помнишь, раньше мы были детьми,
И людьми мы, наверное, были?
Все – сверх меры, навзрыд, чересчур.
Как в бреду, преступая границы,
...
Читать дальше »
|
* * *
Живу, как все. Гуляю на работу,
По вечерам читаю свой журнал.
Мне кажется, что я утратил что-то.
Но что? Неясность, прочерк и провал.
Как будто я, в гроссбухе сверив счеты,
Нашел, что где-то что-то потерял.
Но только что? В мозгу упала шторка.
В подобном мраке и себя-то не найти.
Как будто изменили точку сборки
И выдернули вилку из сети.
Что потерял – не помню, право слово,
Хоть помню год, и месяц, и число.
Чего-то нет, хорошего такого,
Но вот не знаю, именно чего.
И небо слепо, и земля пустынна,
И в голове – классический бедлам…
Земную жизнь пройдя до половины,
Я сам переломился пополам.
Или, верней, завис – не как компьютер,
А прямо так – над пропастью завис…
Привык. Вишу себе, смеюсь чему-то,
Зубами бережно цепляясь за карниз.
Когда такая муть стряслась на стыке,
Уже не важно, что нас ждет в конце.
Как будто музыка еще не стихла,
Но выстрелы дополнили концерт.
...
Читать дальше »
|
Рождественский вечер в бессмертном снегу.
Скрип сосен в безмолвии окаменелом.
Записки нам пишет зима на бегу,
Но – белым на белом.
По снегу охотники хмуро бредут,
Вороны летят над долиной и домом…
Лет триста-четыреста не был я тут,
В посмертье знакомом.
Да, наш ледниковый период богат,
Наш космос на ценные льдинки расколот…
Серебряный иней, серебряный ад,
Серебряный холод.
Сюда я пришёл из иной мерзлоты –
Бесстрастной, бесстрашной, бессмертной, бумажной…
Там к Богу я смел обращаться на «ты»,
Но это неважно.
А здесь всё иное, – и тело, и дух,
Здесь людно, и шумно, и шубно, и дымно…
Серебряный бог с нами вежлив, но сух,
Но это – взаимно.
Наш тысяча первый заснеженный Рим
Полмира покрыл ледяной тишиною,
И неосязаем и неповторим
Покров надо мною.
Зима тишину нам сыграет без нот,
На поле опустятся снежные зёрна,
И что-то готовится, кто-то грядёт,
...
Читать дальше »
|
Верно, беспримерными по силе
Были наши деды и отцы –
Воевали, верили, любили,
Возводили храмы и дворцы.
Под рыданье голубой метели
На просторах сумрачной земли
Враждовали, плакали и пели,
Песни и предания плели.
Не успев достичь победы, храбро
Начинали вновь неравный спор.
Мир горел, но поднимались храмы
В белый, снегом дышащий простор.
Только с неба, словно песни птичьей,
...
Читать дальше »
|
Случайное созданье октября,
я жил, осенней серости покорный,
пока в мой взгляд не перешли, горя,
багровый, жёлтый, чёрный.
Внутри меня другой, мятежный я
заговорил, а в нём – ещё другие,
столикая, стоглавая семья,
разумная стихия.
У всех личин – один и тот же взгляд:
так безучастно, холодно и нежно
сквозь сотни лиц одни глаза глядят
в обугленное небо.
Железный лес. Опавшая листва.
То, что сгорело, не узнает тленья.
Здесь всё моё – и звуки, и слова,
и травы, и коренья.
Нам эта осень вечная дана,
чтоб знали мы: в осенней плоской бездне,
как и в зиме, есть тайная весна,
что не исчезнет.
И это пламя вспыхнет в нас не зря,
нежданно, и мучительно, и сладко,
ведь у апреля и у октября –
одна повадка.
А после – спустится высокий снег
на наше чёрно-золотое пекло,
на зримый людям мрак и тайный свет,
на угли в пепле.
Кто знает, может быть, и в этот час
холодным пламенем и белой тенью
о
...
Читать дальше »
| |