Я много знал, во многом ошибался, Был чем-то славен, в чем-то виноват, Метался, выбирал, взлетал, срывался… И вот – итог: я над собой поднялся И обречен на подвиг – на распад.
Я верю в жизнь; но жизнь в меня не верит. И что с того? Я все равно – живу, Иду в ночи, стучась, от двери к двери, Как ходит, может, Бог от веры к вере; Иду – и под собой не мну траву.
Жизнь – выдумка. Есть только промежуток Меж словом – и распятьем за него. Я не хочу вершить жестоких шуток, Но верую, что неподдельно жуток Мой подвиг, – мой позор и торжество.
…А было все – и счастье, и страданье. На горле детском – Божия рука, Хрипенье, пенье, крики, клокотанье, Кость, словно речь, застрявшая в гортани, Всего живого в памяти смешенье, Стихосложенье, стихоразложенье, Смерть, до которой – лишь одна строка;
Горячим лбом я пробивался в вечность Сквозь скорлупу оконного стекла; Метал себя, как диск, к дороге млечной; Кричал; смолкал; смотрел, как бесконечно На подоконник кровь с небес текла.
Но все прошло. И жизни нет. И смерти. Есть только свет – кого-то он слепит, Кому-то дарит зренье – и на тверди Мы можем видеть в звездной круговерти Истоки наших бед, побед, обид,
И знать, что воля, движущая мир, – Сама себе чума, и смерть, и пир.
|