Он вышел в сад. Заря едва вставала.
Спал Город. Спали воины, цари.
Прозрачная листва чуть-чуть дрожала
В лучах зари, начавшейся зари.
В руке еще кровоточила язва.
Пронзенная ступня касалась трав.
Он был вчера распят – то правда разве?
Да. Он воскрес. Он прав. Смертельно прав.
Все кончено. Все начато. На камне
Он молча сел, взглянул за окоем…
«И горько, и светло припоминать мне
О пире в Кане, о кресте моем.
Я жив. Я жив – один. Как одиноко,
Как пусто и светло мне воскресать…
Туман дрожит. Пылит вдали дорога.
И ветер раны холодит опять.
Еще тысячелетья будет мчаться
Огромный шар среди чужих планет,
Ладонь – кровоточить, душа – прощаться,
Листва – дрожать, лететь над миром свет.
Все свершено. Отвален черный камень.
Но мне еще раз предстоит прийти –
Святыми пригвожденными руками
Вам указать последние пути.
Когда-то путь казался очень длинным…
Но все прошло. Есть только благодать.
Дрожит над миром, юным и старинным,
Последний час – прощаться и прощать.»
Все спали в чуткой свежести рассветной:
Ученики, убийцы, мать… Отец.
Он улыбнулся – тихо, неприметно:
Путь завершен. И впереди – конец.
На влажном от росы огромном камне
Сидела ящерица, не вертясь.
Он взял ее в ладонь: «Как ты близка мне!» –
И вглядывался в взор зеленых глаз…
Рассвет… Пустыня мира внемлет Богу.
Роса мерцает на боках камней.
И Он один выходит на дорогу,
Которая всех выше и длинней.
|